Автор: Михаил Смирнов
исполнитель роли Пал Палыча, боевой хореограф
Правая бровь подведена багровым ушибом. Ладони рассечены в четырёх местах. Мышцы стонут об отдыхе: гневно вопить они кончили ещё с полчаса тому назад. Я поднял лицо к зениту и сквозь лёгкую чёрную ткань пробились жалящие лучи. Пять с половиной часов съёмок — одна минута фильма. Но какая минута! Если бы время было напитком, рюмки нашего хронометража хватило бы, чтобы свалить быка.
Серьёзный тон взял, говорите. Но так оно и есть, когда с головой погружаешься в то, что делаешь, если вдруг задумываешься о том, какой опыт извлёк из своего фанатического увлечения — обнаруживаешь массу интересного.
Я закрываю глаза и небрежно поправляю капюшон. До конца съёмок всего одна связка — дальше тянуть стал бы только безумец. Я не безумец. Я доволен. Всё идёт так, как я и предполагал.
Скрытые глаза – это часть моего сценического образа, неотъемлемая часть – без неё мой герой получился бы совершенно иным. Спасибо, лорд Сидиус из первого эпизода, за ваш ореол таинственности — эта слепота, с которой я прошёл уже в общей сложности больше трёх лет съёмок, навсегда въестся в память калейдоскопом ярких воспоминаний. У меня уникальное восприятие съёмочного процесса — результат я вижу уже после всего, на экране монитора, а в течение самой сцены я воспринимаю мир по-другому — аудиально, тактильно. Впрочем, визуально тоже — вид на собственные ботинки помогает мне сохранять координацию, иначе Пал Палыча шатало бы, как флагшток на территории Сектора Газа.
Поскальзываюсь на гальке и пропускаю удар в ногу. Ругаюсь – вполголоса, на себя, но мой оппонент слышит, и я чувствую сквозь ткань капюшона, как он потупил глаза. Думает, что в нём дело. Спешу разуверить. Я поскользнулся, я. Любые ошибки этой постановки – это я, ведь за мной и хореография, и техническая часть, и психологическое давление на оппонента, вынужденного бороться со слепым, горбатящимся, верещащим существом.
Что. Образ такой.
Вот уже второй раз я готовлю к продолжительной сессии постановочного саберфайтинга человека, который за месяц до активных событий и меча в руки не брал. Самое интересное и сложное — это психология. Показать человеку, что тебе можно доверять, как подкованному технически хореографу, как доброжелательному учителю, как хорошему бойцу, который всегда задержит меч, объяснит, наведёт. Техника — да бог с ней, разберёмся, человек не на джедая учиться пришёл, ему б только постановку отработать да прилагающиеся рабочие нюансы, и всё, можно до конца жизни сабер не трогать, повесить его на стенку как сувенир.
Учим. Учим.
После каждой снятой связки — хвалю. Молодец, постарался. Выдюжил. Столько дублей, в тяжёлом плаще, на палящем солнце, без боевой подготовки. Поехали дальше... Работа на съёмочной площадке парадоксальна: все, что мы днями оттачиваем, заучиваем, вызубриваем — всё идёт прахом — человек нервничает, он впервые бьётся на камеру, он осознаёт свой уровень и слишком много думает о каждом ударе, о каждом микроскопическом движении, как та гусеница из притчи, которая по злой наводке начала задумываться о том, в каком порядке у неё сорок ножек топают, и накрылась медным тазом вся её бипедальная циклическая локомоция.
Ходьба. Ходь-ба.
Контролирую дистанцию по теням на бетоне. Немного смекалки, и я получаю точную информацию о местоположении оппонента, о ширине его шагов, об ошибках, которые он вот-вот допустит. Клинок моего сабера должен быть там, где должен – независимо от того, наносит мой оппонент правильный удар или ошибается. Я должен его поддержать. Должен тактильно, через давление клинча передать свою уверенность, сообщить, что всё идёт хорошо, что эта ошибка не будет заметна с той камеры, что раскинулась треногой на левом фланге. Удар! Мои мышцы пружинят, и я понимаю, что удар оппонента пришёлся выше, чем нужно: верхний вместо горизонтального. Беда была бы, если вертикальный, а так ничего, хорошо. Удобно. Удобно драться вслепую – капюшон, ограничивающий две трети обзора, научил меня тому, чему не смогли многочасовые изнурительные занятия по контролю удара — полагаться на своего оппонента каждую секунду, каждое движение, и в то же время чувствовать его до самых мелочей, при каждом физическом столкновении окидывать его позицию внутренним оком и получать исчерпывающую информацию о том, в каком положении находится его тело и меч, как они к этому пришли и, самое главное, что будет дальше.
Самомнение, говорите. Да, самомнение у меня размером с Алису из Страны Чудес, опорожнившую бутылочку с волшебным увеличителем. Но я не эгоист, поделюсь — на всю съёмочную бригаду хватит, а чуть побольше кусман — моему оппоненту. Ему пригодится. У него впереди ещё много работы над собой.
Программа-минимум выполнена. Мы сворачиваемся и направляемся в штаб — впереди отсмотр удачных дублей и отсеивание неудачных. Дела ещё не закончены. Дела только начинаются.
